Делегация РФ на переговорах по механизмам реализации Парижского соглашения отстаивает право нашей страны на получение доходов от рыночных инструментов нового договора.
С 6 по 17 ноября в Бонне проходит 23-я конференция ООН по изменению климата. В ходе этого события 25 000 делегатов из 190 стран обсуждают план реализации Парижского климатического соглашения, призванного остановить глобальное потепление на уровне 1,5 — 2 градусов. Среди стран, подписавших Соглашение, оказалась и Россия, однако нашей страной документ пока не ратифицирован. Какова позиция российской стороны на сегодняшний день, как выход США из соглашения повлияет на ход его реализации и возможен ли мир без углеродов? Об этом в интервью «Нефтянке» рассказал руководитель Центра экологии и развития Института Европы РАН, участник переговоров ООН по климату и Парижскому соглашению Сергей Рогинко.
— Основная повестка мероприятия — разработка правил реализации Парижского соглашения. Что важного в связи с этим вы можете отметить на конференции в Бонне?
— Спасибо за вопрос, понятно, что аудиторию портала «Нефтянка» он волнует. Ведь именно бизнесу российских нефтяных компаний Парижское соглашение по климату угрожает в первую очередь, провоцируя для них колоссальные финансовые убытки. Не исключено, что из-за Парижского соглашения само существование этих компаний окажется под вопросом в самые ближайшие годы.
Чем интересна проходящая конференция? Помимо участия многочисленных медийных «звезд», среди которых Леонардо ди Каприо, Мадонна, Арнольд Шварценеггер и др., так называемых «прорывных» новостей не ожидается. На конференции идет работа по формированию правил, процедур и модальностей Парижского соглашения, которое без них пока не является сколько-нибудь работоспособным документом. Т.е. разрабатываются не слишком интересные широкой публике детали, но, как известно, дьявол может скрываться именно в них. Или не скрываться — все зависит от наличия или отсутствия опытных «экзорцистов» в составе делегаций, и в первую очередь — нашей. Детали касаются чувствительных для нашей страны вещей — например, режима соблюдения обязательств и дальнейшего «повышения амбициозности», т. е. принятия повышенных обязательств, режимов отчетности и транспарентности, мер по адаптации к изменению климата. Или новых рыночных механизмов Соглашения, в рамках которых те же нефтяные компании могут зарабатывать на продаже сокращений выбросов — также как они это делали во времена Киотского протокола.
Работа по деталям, по идее, должна закончиться к концу 2018 года, и на намеченной на это время конференции в Польше все это будет уже окончательно одобрено. Хотя не факт, что сроки удастся выдержать: уже первая неделя переговоров показала, что стороны не очень хотят сближать свои позиции. А значит — процесс может затянуться еще на год или два.
— Какую позицию представляет Россия в Бонне?
— После выхода из Парижского соглашения США, объявленного в июне президентом Трампом, Россия некоторое время стояла перед выбором: присоединиться к Трампу или не делать этого. Однако ситуация последних лет подтвердила, что никаких перспектив у нашего сотрудничества с США попросту нет. Нигде и ни в чем, включая даже такую политически нейтральную тему как климат. Хотя сам по себе Трамп настроен серьезно, и даже прекратил финансирование такой организации как Межправительственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК), которую он неоднократно критиковал за ангажированность, политизированность и тенденциозное протаскивание гипотезы об антропогенной природе глобального потепления.
Но нашей стране от этого не легче, и нежелание стать «изгоем» на этой глобальной площадке тоже понятно — мы не Америка, которой позволено все что угодно (во всяком случае — пока). Поэтому от взвешенной позиции последних пары лет мы, похоже, перешли к попытке сыграть на этой площадке роль т. н. nice guy (славного парня). Иначе трудно объяснить решение нашего правительства предоставить председательствующей на Конференции Республике Фиджи финансовой помощи в объеме 800 тыс. долл. США. Хотя такое решение вообще понять не просто, особенно если учесть, что сама конференция проходит в Германии, взявшей на себя все расходы на ее проведение. Будем надеяться, что этот жест со временем кто-то оценит (пока на первой неделе этого не произошло).
В целом позиция, которую представляет Россия, достаточно сильна и обоснована: за ней стоят такие заслуги нашей страны, как самые высокие в мире показатели сокращения выбросов: более 40 млрд т. СО₂ начиная с 1990 г. Наши обязательства по Соглашению тоже неплохо смотрятся на общем фоне: ограничение антропогенной эмиссии парниковых газов на уровне 70—75% выбросов от 1990 года к 2030 году при условии максимально возможного учета роли лесов, их значимости для смягчения последствий изменения климата и адаптации к ним.
Другой вопрос — в полном нежелании партнеров признавать российский вклад и в их постоянных попытках навязать нам «повышенные» обязательства, которые просто неподъемны для российской экономики, особенно в условиях санкций. Поэтому неслучайно позиция России по вопросу «повышения амбициозности» предполагает их формирование на добровольных основах, по принципу «снизу вверх», который в Парижском соглашении — ключевой. При этом Россия однозначно продвигает идею неприемлемости санкционной политики с точки зрения мер по сокращению выбросов парниковых газов. Эта позиция — пример успешного взаимодействия российской власти и экологических НПО; известно, что именно Всероссийское общество охраны природы (ВООП) в свое время выступило с идеей несовместимости глобальной климатической политики с экономическими санкциями. Позже эта идея, вовремя понятая властью, стала мейнстримом нашей климатической политики.
Не менее твердую позицию мы занимаем по рыночным механизмам Парижского соглашения. С момента заключения Соглашения российская делегация работала над обеспечением доступа России (российских компаний) к участию в данных механизмах, в т. ч. с использованием опыта реализации механизмов Киотского протокола. Однако то противодействие, на которое мы натолкнулись, оказалось просто запредельным. Особенно жестко выступают развивающиеся страны, открыто намеревающиеся стать единственными бенефициарами новых механизмов и оттеснить Россию от любых доходов по этой линии. На нас обрушиваются потоки «климатической» демагогии, бездоказательных утверждений и требований максимально усложнить правила создаваемых механизмов, установить ряд искусственных критериев участия в них. Причем критериев совершенно нерелевантных к климату — например, положение с правами человека или вопросы гендерного равенства.
Но наша переговорная группа выдерживает этот напор и продвигает свои позиции, надеясь в итоге обеспечить нашим нефтяным компаниям право на новый источник дохода. Плохо лишь то, что сами нефтяные компании не понимают важности этой работы и даже не пытаются не то чтобы поддержать наших переговорщиков — они просто устраняются от общения с ними. И у тех закономерно возникает вопрос — а для кого мы стараемся, тратим время и здоровье? Может, это и не нужно никому? Надеюсь, что у нефтяных компаний хватит здравого смысла осознать проблему и, наконец, включиться.
— Есть ли на конференции в Бонне представители российских компаний, поддерживающих или, наоборот, критикующих планы низкоуглеродного развития? Чем мотивирована их позиция?
— Да, представители российских компаний есть, и их условно можно разделить на две категории. Первая — компании ТЭК, понявшие, с какими рисками они столкнулись в Парижском соглашении и пытающиеся их захеджировать, продвигая «зеленый имидж» для резервирования уже занятой ими ниши на мировом энергетическом рынке. Это —«Газпром» и «Росатом», продвигающие свои продукты как, соответственно, «чистое топливо» и «чистую энергию» с нулевыми или невысокими удельными выбросами СО₂, тем самым позиционируя себя в позиции поддержки низкоуглеродной энергетики в мире. К сожалению, нефтяных компаний не было ни одной, хотя разработать выигрышную стратегию для них на этой площадке при желании тоже было бы можно.
Другая группа — это «Роснано», «Хевел» и другие бенефициары схем государственной поддержки проектов ВИЭ в России. С ними все понятно, их позиция по низкоуглеродной экономике тоже однозначно предсказуема.
— Российские экологические организации к конференции в Бонне сформировали Позицию, в которой призвали российскую сторону ратифицировать Парижское соглашение. Кроме того, авторы письма выступили за «глобальный переход на безуглеродную энергетику к середине XXI века», а также за переориентацию субсидирования от ископаемых энергоресурсов в пользу ВИЭ. Насколько, по вашему мнению, реалистичен сценарий отказа от углеводородной энергетики в перспективе, указанной авторами письма?
— А о каких российских экологических организациях идет речь? Ни ВООП, ни российские отделения ведущих мировых эко-структур, таких как WWF и Greenpeace, никаких заявлений не делали. А если речь идет о таковой сетевой структуре как т. н. «Российский социально-экологический союз», то ряд карликовых организаций, входящих в эту сеть, уже либо признан иностранными агентами, либо получил предписание прокуратуры о наличии в их деятельности компонентов, подходящих под этот статус. Поэтому вопрос о том, интересы каких стран представлены в этом документе, что называется, остается открытым.
О содержании их как бы требований, если коротко, то: они состоят отчасти из общеизвестных положений, отчасти — из неправильных. Например, понимают ли авторы этого текста, требуя дополнительного сокращения выбросов стран против уже принятых обязательств на 20-30%, что для России это означает автоматическое выпадение из зоны приемлемых для экономики показателей национальных выбросов? Не знаю, где авторы текста обучались экономике, скорее всего, нигде, поэтому поясню: обязательства в 70% от 1990 года к 2030 году мы как-нибудь выполним при нашем хилом экономическом росте и нынешнем уровне выбросов в 60% от 1990 г. А если «срезать» еще 20-30% от с этого лимита, то мы получим уже обязательства в 49-56%, т. е. уже ниже сегодняшней планки. И что — нам теперь предприятия закрывать и рабочих на улицу выгонять? Нам скажут: а вы перестраивайтесь, реструктурируйте промышленность. А на какие деньги? Доступ к длинным и дешевым деньгам, нужным для этого, нам, как известно, заблокирован. Они что, про санкции не слышали?
— Для России ТЭК является важнейшей из отраслей — и в экономическом, и в социальном плане. Энергоносители остаются одним из ведущих направлений экспорта в российской экономике. Каковы риски ратификации Парижского соглашения для ТЭК России?
— Сторонники экстремальных действий по т. н. спасению климата не скрывают, что Парижское соглашение призвано покончить с «эрой углеводородов» на планете. Сигналы Соглашения дают огромную несправедливую фору до сих пор убыточным проектам возобновляемой энергии (ВИЭ), выводя их в разряд «оправданно субсидируемых». Позиция экстремальных требований к отраслям ТЭК, к сожалению, популярна не только среди активистов НПО, но и в руководстве ряда стран, где экологическими службами руководят представители партий «зеленых». Поэтому давление на переговорах в пользу принятия «повышенных» обязательств по сокращению выбросов просто беспрецедентно. Иногда создается впечатление коллективного помешательства — например, когда слышишь выступления против газа от стран, входящих в число его производителей. Или когда слышишь оценки такого вроде уважаемого агентства как МЭА, что выбросы «большой энергетики» в ближайшие лет 15 должны уменьшиться в 10 раз. Это как представимо в отрасли, где идет борьба за каждую десятую долю процента КПД? Что, есть такие технические решения, хотя бы в проекте?
Поспешность и суматошность переговоров в сочетании с топтанием на месте не должна обманывать наш ТЭК — за всем кажущимся хаосом чувствуются направляющие усилия, формирующие нужные решения, сформированные под серьезный политический заказ. И нашим нефтяным компаниям и другим корпорациям ТЭК в этих планах на будущее может не оказаться места. Если только они не перестанут уповать на чудеса и не вспомнят, что «спасение утопающих — дело рук самих утопающих».
Источник — издание «Нефтянка»
Самые интересные статьи «Росбалта» читайте на нашем канале в Telegram.
Источник:
