Мир начинает жить по суровым правилам, к которым придется адаптироваться через издержки и лишения.
Заявление советника Владимира Путина, специального представителя президента РФ по вопросам климата Руслана Эдельгериева, в котором он высказал опасения насчет того, что Россия сегодня отстает от группы промышленно развитых государств, постепенно формирующих «климатический клуб», в который не войдут страны с «углеродоемкой экономикой», вызвало живой интерес в российских СМИ.
Однако у тех, кто знаком с темой изменения климата по российским медиа, к высказываниям Эдельгериева могут возникнуть недоуменные вопросы, поскольку формально Россия, например, в отличие от США, из того же Парижского соглашения (ПС) по климату 2015 года не выходила. Больше того, в 2019 оно было подписано премьером Дмитрием Медведевым.
О том, какие риски для России возникают в мире, все больше осваивающем «зеленую» энергетику, обозревателю «Росбалта» рассказал аналитик нефтяного рынка, партнер российского консалтингового агентства RusEnergy Михаил Крутихин.
— Если взять сообщения официальных СМИ, то выяснится, что у нас с заботой о климате, вроде бы, все в порядке. Россия в 2019 году «приняла» Парижское соглашение по климату. Чем в таком случае вызвано беспокойство советника президента?
— Россия приняла Парижское соглашение постановлением правительства, но не ратифицировала его. С Эдельгериевым можно согласиться на сто процентов. Единственное замечание — он говорит о проблеме очень мягко. Показывает существующие проблемы, но четко их не обозначает, поскольку сам часть этой команды.
— Представитель Кремля говорит о некоем «клубе» западных стран, которые якобы объединяются для того, чтобы преследовать цели «зеленой» энергетики…
— Это не клуб, это уже набор общеевропейских правил, которым, судя по всему, придется подчиняться и другим государствам. Сейчас уже и американцы к ним подключаются. Правила эти будут суровы. Например, если компания захочет поставлять свои товары или инвестировать, затевать какие-то проекты на территории Евросоюза, ей надо будет доказать, что в своей инвестиционной политике она придерживается правил ЕС. То есть проводит политику заботы об окружающей среде, стремится к нулевому выбросу парниковых газов и так далее.
И вот если компания не сможет доказать, что ее инвестиции преследуют эти цели, то она просто не сможет вкладывать деньги в Европе. Не пустят такую компанию туда и в качестве поставщика тех или иных товаров.
Но доказать подобные вещи будет довольно трудно. Например, нашему «Газпрому» придется убеждать, что при добыче и транспортировке газа так называемый «карбоновый след» при воздействии на атмосферу находится в каких-то определенных пределах и не превышает их.
— «Карбоновый след» — это что?
— Это тот выброс в атмосферу парниковых газов, в котором содержится не только углекислый газ CO2, потребляемый растениями, который сам по себе отрицательно воздействует на изменение климата на Земле, но, к примеру, и метан, добываемый и транспортируемый «Газпромом». А метан, между прочим, с точки зрения воздействия на атмосферу, в триста раз опаснее углекислого газа.
Так что придется доказывать, что метановый след не вредит атмосфере и не создает дополнительных выбросов.
— Что такое углеродный налог?
— Это интересный момент. Углеродный налог будет взиматься за выбросы в атмосферу. Если российская компания где-то в Европе не докажет, что ее выбросы находятся в пределах допустимого, то ей придется платить этот налог. Это повлечет за собой повышение цен на наши товары, приведет к более низкой конкурентоспособности российских нефти и газа на мировом рынке.
Кто будет за это платить? Пока мы не видим, чтобы между нашими компаниями и правительством здесь был найден общий язык. Углеродный налог будет возложен на коммерческую компанию, но государство сколько получало с нее, столько и будет получать. Поэтому российские нефтегазовые компании не понимают, как это все будет работать. У них и так себестоимость нефти и газа высокая, а если придется платить еще и этот налог, все станет совсем катастрофично. Предоставит ли им государство какие-то льготы — пока большой вопрос.
Но факт, что общее стремление потребителей во всем мире к «чистой» энергии может очень плохо сказаться на России, поскольку у нас отношения между государством и компаниями похоже на откровенную обдираловку.
— Руслан Эдельгериев отметил, что «группа промышленно развитых государств» может в будущем накладывать запреты на финансирование разнообразных углеводородных проектов, в том числе, в Арктике. В связи с этим у меня вопрос, а что, собственно, может помешать России развивать добычу нефти и газа в этом регионе?
— Во-первых, добыча нефти и газа в Арктике — чрезвычайно дорогостоящее занятие. Себестоимость продукции будет очень высокой. Если газ еще там можно добывать, то с нефтью будет все труднее и труднее, потому что на арктическом шельфе ее практически нет. Во-вторых, Арктика очень чувствительна к малейшему воздействию на ее экологию. След от вездехода в тундре не зарастает больше ста лет. Поэтому арктический проект — всегда очень чувствительный в плане воздействия на окружающую среду. Соответственно, проекты в Арктике будут находится под пристальным вниманием мирового сообщества.
Могут накладываться запреты на финансирование проектов в Арктике и на приобретение нефти, добытой с нарушением целостности окружающей среды. Многие компании уже понесли вынужденные потери. Так, например, практически закрылась разработка месторождений нефти и газа на шельфе Аляски.
Беседовал Александр Желенин
Источник:
