Лидия Графова на «круглом столе» в Московском пресс-центре «Росбалта».
О Графовой говорить и просто, и сложно. Просто, — потому что она была абсолютно открытым миру искренним человеком, сложно — потому что одна жизнь Лидии Ивановны вмещала в себя несколько разных жизней. Для иных и одна такая была бы неподъемной. Но она каждую несла, как флаг, увлекая за собой остальных.
Одна из ее бьющих через край жизней прошла в журналистике. Из них 19 лет — в «Комсомольской правде». Вот как она писала о том периоде в автобиографии: «Это была жизнь взахлеб. Я летала в пустыню Кара-Кумы, привезла репортаж… Дважды побывала на БАМе и до сих пор помню восторг озноба, когда поезд из трех вагончиков (под звук фанфар) по только что проложенным рельсам отходил от станции Тында. Довелось постоять на берегу Пролива Счастья… Почему-то прямо оттуда полетела в Красный Кут Красноярского края, где жили загадочные люди вымирающего племени нивхов. Проплыла на пожарном катере от Листвянки до верховьев Байкала, спускалась в скафандре первой из журналистов на дно этого славного моря. (…) Посчастливилось добраться до макушки Земли, …на Северный полюс». Тогда впервые Графова прошла пешком ГУЛАГовским маршрутом: «… Были командировки в Норильск, на Соловки, в Мурманск, Владивосток, Магадан. Довелось объехать на „перекладных“ все так называемое „золотое кольцо Колымы“, где дороги вымощены человеческими костями».
В конце 1970-х в «КП» прислали новое руководство со своими представлениями о журналистике, и Графова ушла в «Литературку» — вместе с лучшими перьями страны. Восемь ее статей вышло в «ЛГ», разоблачавших практику анонимных доносов, и ЦК КПСС сдался — принял постановление о запрете реагировать на анонимки. А потом, после череды похорон цэковских старцев, к власти пришел Михаил Горбачев, и с ним в стране началась волна Перестройки. И это уже точно была волна Графовой. Они поймали друг друга. Ее статьи того периода в «ЛГ» — манифест о «маленьком человеке», поднимающемся с колен. Графова всегда была на его стороне в борьбе с Системой.
Именно в это время перемен моя жизнь в провинции, в Житомире, сделала мне божественный подарок — встречу, знакомство и дружбу с Лидией Ивановной. Моей Лидией Ивановной — на такие долгие, но и короткие последующие 30 лет.
Случилось это во время первых более-менее свободных горбачевских выборов в СССР в 1989 г. Я тогда работала в газете «Радянська Житомирщина» и давно вела, не будучи членом КПСС, позиционные бои с местной партноменклатурой. К тому времени мне уже удалось опубликовать в «Известиях» свою «Исповедь провинциального журналиста» — о зажиме критики в местных изданиях и необходимости в СССР закона о свободе печати. Люди тогда горячо поддержали меня, выдвинув своим кандидатом в нардепы СССР. Но вожди — от обкома КПУ до украинского ЦК во главе с Щербицким и зав. отделом пропаганды Кравчуком — на дыбки вставали, чтобы моя кандидатура не прошла даже регистрацию, не говоря уже о допуске в бюллетень.
Мы с соратниками понимали, что ситуацию может спасти только гласность — всесоюзная, так как вся украинская пресса только и делала, что «поливала» нас, «экстремистов». Но как и до кого в Москве достучаться? Ясно, что нам нужен был журналист с именем. Однажды, обсуждая это и перебрав известные звонкие фамилии, вдруг все дружно сошлись на персоне Лидии Графовой. Во-первых, рассуждали мы, это же какая газета! Во-вторых, это же какое имя! Позвоним! Кто-то побежал куда-то искать «ЛГ» с номером телефона, но вернулся ни с чем.
Тогда вдруг копавшаяся в недрах своей сумки активистка из Новой Боровой геолог Мария Георгина сказала: «А вот у меня в записной книжке телефон Лидии Ивановны Графовой…» Мы, конечно, остолбенели: откуда?! «А я, — объяснила Мария Викторовна, давно с ней переписываюсь…» — «Как переписываетесь?! Графова еще и лично вступает в переписку с читателями?! Значит, это та, кого мы ищем!» И Георгина, тыча пальцем в записную книжку, набирает московский номер. Мы все притихли, шикая друг на друга. И — о чудо! — Лидия Ивановна в Москве нас слушает… Я рассказала ей, что у нас происходит (она, как оказалось, помнила мою «Исповедь» в «Известиях») и попросила о помощи. Договорились, что напишем обо всем подробное письмо. Наш гонец немедленно выехал к ней в Москву (ночь на поезде).
Заметка Графовой «Украли собрание» о том, как житомирский партаппарат обманул избирателей даже после того, как они пробились в Москву в ЦИК и получили там поддержку, была написана и поставлена в номер буквально «с колес» поезда «Житомир-Москва». Для украинских партфункционеров это стало ледяным душем. Гласность высвечивала на всю страну вероломство и глупость номенклатуры в борьбе с собственным народом. А для лжецов из местной печати это было два в одном — урок мастер-класса и честности в профессии от Лидии Ивановны.
Но Графова не была бы сама собой, если бы на этом остановилась. И вот в Житомир 1 февраля 1989 г. уже прибыли журналисты из Москвы — Лидия Графова и юрист газеты, а также съемочная группа «Прожектора перестройки» ЦТ. Это был глоток свежего воздуха в нашей душегубке.
Убийственная по своему фактажу, моральной силе и тональности статья Графовой «У каменной стены» (на целую полосу) появилась аккурат в день проведения у нас окружного избирательного собрания. В Житомире в киосках ее почти не было — по указке обкома она туда не поступила. Дошла до некоторых подписчиков. Энтузиасты нашли способ копировать ее и раздать людям. Кто-то из народных умельцев увеличил ее раз в пять, сфотографировал — получилась картина, — и я после выборов передала ее ЛГ в «ЛГ». (Потом много лет эта «картина» висела в маленьком редакционном кабинете Лидии Ивановны.) А местная партократия написала на Графову кляузы в ЦК и редактору «ЛГ», мол, разговор в обкоме «превратился в настоящее судилище над партийными работниками, членами окружной комиссии». Хотя «судили» их рабочие коллективы, а не Графова.
Позже Лидия Ивановна принимала у себя в газете поддержавшего меня «беглого» подполковника Владимира Чащевого, который открыто выступил на митинге в Бердичеве против безальтернативных выборов депутатом первого секретаря обкома. И Чащевого по указке из Минобороны СССР решили упрятать во львовском госпитале в психушку. Подполковник, доставлявшийся во Львов в сопровождении, понимая ситуацию, на одном из полустанков пересел на московской поезд. И Графова пошла с мятежным подполковником на прием в Главпур Минобороны — спасать его от дурдома. Об этом она написала блестящую статью «Эффект бумеранга» — в канун первого Съезда нардепов СССР.
Сказать о том, что вся страна в то время почти месяц сидела у телевизоров — впервые за 70 лет советской власти шла прямая трансляция Съезда, — значит не сказать почти ничего. И я тогда, по просьбе Лидии Ивановны, чаще всего после горячего дня дебатов в Кремлевском дворце бежала не в гостиницу на Красной площади, а в Лаврушинский переулок, к Графовым. И там она, а зачастую и ее московские друзья (штучная элита), допоздна расспрашивали меня о форуме и его кулуарах, обсуждая взахлеб невиданное для СССР событие. Почти всегда случалось так, что метро уже к концу наших заполночных разговоров было закрыто, и я оставалась ночевать у Графовых.
После распада СССР у Лидии Ивановны (и у всех, конечно) началась новая жизнь. У нее она неожиданно, но как-то естественно, стала больше правозащитной, чем журналистской. Тысячи беженцев с окраин полыхнувшей империи получили в лице изящной, обаятельной, но с твердым характером женщины опору и защиту. Эта работа заняла в расписании ее жизни последние 30 (тридцать!) лет. Она меняла несправедливые мигрантские законы, добиваясь правды для каждого конкретного человека. (Зачастую бездомные беженцы жили у нее месяцами, и она их поила и кормила, хотя сама не была богата.) Она долбила бюрократическую стену и пробивала ее. Также и с помощью своего пера: опубликовала в защиту подопечных сотни статей. Тысячам конкретных людей и семей помогла Графова, когда они оказались никому не нужны в своем Отечестве.
За эту подвижническую ее работу, сравнимую с библейскими делами раздающих бесплатно хлеба нищим и сирым, народ давно уже поставил нерукотоворный памятник Лидии Графовой, любовно присвоив ей звание всероссийской «мамы мигрантов». Да, у нее есть десятки наград, включая номинацию на Нобелевскую премию, а также — «Золотое перо России». Однако, как точно заметил кто-то из ее подопечных, главная для людей награда у Графовой — это ее золотое сердце. Теперь оно осталось в каждом из тех, кто ее знал, — такую единственную и неповторимую, как вся ее жизнь.
Алла Ярошинская
Источник:
